Липкин Семен Израилевич

Его окрылял дух Манаса

Липкин Семен Израилевич – поэт, прозаик, переводчик народных эпосов и произведений поэтов Востока. Один из могикан духовности и культуры, посвятивший все свое творчество возрождению и развитию духовного наследия многих народов. Он перевел десятки эпических произведений разных народов, например: калмыцкий эпос «Джангар», киргизский эпос «Манас», кабардинский эпос «Нарты», казахский эпос «Кобланды-батыр», бурятский эпос «Гэсэр», предания и легенды народов Дагестана. Его перу принадлежат переводы поэм великого Фирдоуси «Шахнаме», Алишера Навои «Лейли и Меджнун» и «Семь планет», переводы поэм и стихотворений других классиков восточной литературы.
С.И. Липкин написал повести «Манас Великодушный» – по мотивам киргизского эпоса «Манас»; по мотивам калмыцкого эпоса «Джангар» – «Приключения богатыря Шовшура, прозванного Лотосом». Эти книги переиздавались дважды – в 1958 и 1963 гг. «Манас Великодушный» переиздан (по изданию 1963 г.) еще и в 1995 г. издательством «Полярис».
С. Липкин – лауреат премий имени Андрея Сахарова «За мужество в литературе» (1992 г.), журналов «Огонек» (1989 г.), «Стрелец» (1994 г.), Пушкинской премии, фонда А. Тепфера (1995 г.), лауреат премии Президента Российской Федерации в области литературы и искусства за 2002 год.
«За большой вклад в развитие кыргызской литературы, многолетнюю плодотворную переводческую деятельность, взаимообогащение национальных культур» С.И. Липкин награжден орденом «Манаса» III степени (15.01.2001 г.).
В письме Президенту А. Акаеву С.И. Липкин пишет: «Я счастлив, что вместе с Львом Пеньковским и Марком Тарловским участвовал в переводе кыргызского эпоса на русский язык. В свое время академик Радлов назвал «Манас» памятником, не уступающим «Илиаде». И вот кыргызские стихи зазвучали по-русски, сохранив, насколько это было возможно, национальную музыку стиха с его аллитерациями и редифными рифмами…
Естественно, вспомнилась мне моя молодость, и я почувствовал тот жар ума и сердца, который я вкладывал в переложение кыргызского эпоса на русский язык».
Семен Израилевич Липкин родился в 1911 г. в Одессе, в семье ремесленника. В это время Одесса была ярким и своеобразным культурным центром юга России. Достаточно сказать, что Одесса – родина Валентина Катаева, Корнея Чуковского, Эдуарда Багрицкого, Евгения Катаева – Евгения Петрова, соавтора Ильи Ильфа. На сцене театра оперы выступали А.В. Нежданова, Л.В. Собинов, Ф.И. Шаляпин. Жители Одессы всегда отличались чувством юмора и остроумием, и каждый из них пытается писать стихи. И Семен Липкин начал «сочинять» очень рано, чуть ли не с пяти-шести лет.
В 1919 г. в город Одессу вошла добровольческая армия Деникина. Семену было восемь лет, и он поступал в старший подготовительный класс пятой одесской гимназии. Причем в околотке, в котором обитала их семья, он был единственным неправославным мальчиком, ставшим учеником казенной гимназии. Чтобы быть принятым, мальчику надо было сдать все экзамены только на «отлично».
Через семьдесят лет, то есть в 1989 г., С.И. Липкин вспоминал о том, как сдавал экзамен, который принимали сразу три преподавателя – русского языка, истории и Закона Божьего. «Начитанный мальчик» «с выражением» прочитал «Песнь о вещем Олеге» А. Пушкина и даже назвал столицу Хазарского царства – Итиль, чего не было в учебниках. Все были довольны. Но… вдруг учитель истории спросил: «На каком языке говорили хазары?». Семен сразу сообразил, что в вопросе таится ловушка, и не стал отвечать, что – «на хазарском», а с отчаянием сказал: «Не знаю…». Заступился батюшка, как ни удивительно. Семену Липкину поставили «пятерку», и он был принят в гимназию.
Освобожденный от уроков Закона Божьего, он все-таки посещал их. И не столько из чувства благодарности к батюшке, сколько из соображений необъяснимой религиозности. Отец его, старый социал-демократ, в Бога не верил, а мать изредка исполняла некоторые обряды, почти не осознавая их значения. Семен же с детства любил ходить во все храмы Одессы, особенно по праздникам: в Покровскую церковь на Александровском проспекте; в греческую – на Екатерининской; на той же Екатерининской улице – в польский костел; на Жуковской – в синагогу; на Ришельевской – в караимскую кинесу, а на Новосельской – в кирху.
В его голове странным образом уживались, не смешиваясь, Ветхий Завет, которому его обучили в совершенстве, мифы Греции и Египта и гимназические уроки Нового Завета. Потом уже, в зрелом возрасте, став переводчиком, он почти с благоговением посещал калмыцкие хурулы и самаркандские мечети, а когда бывал в Дели, Калькутте, Мадрасе, – индуистские храмы. Очевидно, особое религиозное отношение к природе и позволило С.И. Липкину обратиться к удивительной эпической поэзии: «Джангару», «Манасу».
Без особого интереса он в детстве читал Майна Рида и Луи Буссенара, но с упоением зачитывался романами Фенимора Купера, Вальтера Скотта. Заучивал наизусть стихи Н. Некрасова, Никитина, Плещеева, А. Толстого, Майкова, сказки Пушкина, а потом сочинял сам, подражая своим любимым поэтам. Излюбленным чтением Семена были «Илиада» и «Одиссея».
В 1920 г., когда Семен Липкин был уже полноценным учеником первого класса гимназии, в Одессе установилась власть Советов, а гимназию преобразовали в трудовую школу, церковь святого Алексия переоборудовали в зал, батюшку Василия Кирилловича исключили из состава преподавателей. Но, несмотря на это, бывший гимназист Семен дружил с батюшкой до самой его высылки на Соловки.
К счастью, почти все остальные учителя бывшей гимназии остались работать в новой трудовой школе. «Учителя были превосходные, к тому же интеллигентные. Я всю жизнь им благодарен…», – вспоминал Семен Израилевич.
Особенно тепло вспоминал он о преподавателе русского языка Петре Ивановиче Подлипском, от которого много узнал не только о Пушкине и Лермонтове, но и о Баратынском, Тютчеве, Фете, Полонском. Учитель прочитывал стихи своего ученика, иногда даже с одобрением.
Став старшеклассником, Семен постоянно посещает занятия литературного кружка. Его собственные стихи поначалу не вызывали интереса у руководителя кружка, но со временем он стал хвалить Семена и даже поместил стихи в школьной стенной газете. Молодому поэту этого показалось мало, и он отправился на Пушкинскую улицу, в редакцию «Одесских новостей»… Здесь и произошла первая встреча с поэтом Эдуардом Багрицким.
«В комнате без окон, отделявшей собственно редакцию от гудевшей за стеной типографии и освещаемой электрической лампочкой, меня принял высокий, с седым вихром, чуть сутулый консультант в мятых парусиновых брюках и толстовке – одет не по-зимнему. Рукой с необычно длинными ногтями он отстранил мою тетрадку, сказал, хрипло дыша: «Стихи надо читать вслух».
После первого стихотворения заметил: «Любите ритм, не читайте, как пономарь».
После второго вперил в меня серо-зеленые глаза и лукаво, победно улыбнулся: «Последние две строки вы сперли у Гумилева». Я чистосердечно признался: «Поэта Могилева не знаю».
Тут уже он начал смеяться громко, хотя и с хрипотцой: «Каких же вы знаете поэтов?». Стыдиться мне, я думал, было нечего и начал перечисление с Ломоносова, а закончил, кажется, Надсоном или Фофановым: у нас в доме были дореволюционные «Чтецы-декламаторы». «А современных?» – спросил консультант. – Ответ: «Эдуарда Багрицкого и Демьяна Бедного». – «Кто вам нравится больше?» – «Багрицкий». – «Почему?» – «Он о море хорошо пишет. И очень звучно. Сравнения у него яркие». – «Так слушайте. Багрицкий буду я. Вы ничего не знаете. Приходите ко мне в воскресенье вечером на Дальницкую. Вам известно, где находится джутовая фабрика?» – «Да в конце Молдаванки, за Степовой» (1).
В воскресенье, как было условлено, Семен нашел по указанному адресу халупу, без прихожей, с дверью, ведущей сразу в комнату. И в этой бедной обстановке, с «буржуйкой», которую в Одессе почему-то называли «румынкой», в темноте, освещенной протекающим фонарем, Э. Багрицкий стал читать стихотворения поэтов ХХ века – Блока, Анненского, Ходасевича, Мандельштама, Клюева, Гумилева.
Все услышанное звучало странно и было не похоже на то, что Семен знал раньше, но так влекло, что сердце замирало. Юноше даже показалось, что и голос Э. Багрицкого стал неожиданно звонок, певуч и крепок. И потом всю жизнь голосом Э. Багрицкого «жили в ушах» Семена Израилевича блоковские «Шагами командора» и «Коллежские асессоры» Случевского…
На этот раз больше других потряс Семена Липкина Н. Гумилев. Он просил прочесть еще несколько раз «Капитанов». Подарив книги Н. Гумилева «Колчан» и «Костер» Семену, Э. Багрицкий сказал: «Я его любил, но теперь с ним прощаюсь, другая жизнь у нас, хочу ею дышать…». Н. Гумилев был расстрелян и надолго забыт, а Э. Багрицкий стал знаменитым. Он вернулся в Одессу, правда, ненадолго, романтически одетым: в пальто, моряцкого типа шапка с козырьком, краги – все было кожаным и черным. И в этой романтической одежде он декламировал в Доме печати «Думу по Опанаса», «Контрабандистов»…
А потом, когда гуляли по Никольскому бульвару, он грубо острил, строил свои литературные планы, одобрил намерение Семена учиться в Москве: «Будет сперва трудно, но здесь захиреешь, задохнешься, Одесса уже не та», – заметил он на прощанье.
В августе 1929 г. Семен Липкин приехал в Москву, где сразу же познакомился с О. Мандельштамом и стал часто бывать у него. Позднее С. Липкин написал воспоминания о беседах с О. Мандельштамом – «Угль, пылающий огнем». Георгий Шенгели привел его на Тверской бульвар, где происходили «Никитские субботники», и здесь будущий поэт впервые увидел Б. Пастернака и… Андрея Белого – немолодого человека в академической ермолке, с жгучими глазами, который, прослушав стихи Семена, произнес: «Музыкально».
Прочитав автобиографические странички С.И. Липкина, вдруг подумала: «Действительно тяжелая, но счастливая творческая судьба ждала его». По существу, и Андрей Белый был прав, произнеся это одно слово: «музыкально». Без «музыкальности» вряд ли поэт Семен Липкин смог бы так «по-восточному» передать на русский язык все «восточное», что он переводил в течение всей своей творческой жизни.
А в те далекие, 30-е годы, А.М. Горький поместил его стихотворение «Леса» на литературной страничке «Известий», которая выходила, очевидно, с участием самого пролетарского писателя. «Леса» в рамочке врезаны были в главу А.М. Горького из «Клима Самгина».
С тех пор стихи Семена Липкина стали «появляться» в солидных московских журналах – «Новом мире», «Октябре», «Молодой Гвардии». Самолюбию молодого поэта особенно льстили публикации его стихов в альманахах «Земля и фабрика» и «Кузнецы», в которых сотрудничали известные уже в то время Замятин, Пастернак, Багрицкий, Гладков, Ляшко, Обрадович, Низовой. Из молодых, кроме С. Липкина, печатались только Марк Тарловский и Павел Васильев.
Здесь, в Москве, Семен Липкин нашел людей, ставших ему близкими друзьями и по возрасту, и по литературным взглядам: Мария Петровых – «тоненькая, черненькая, скромная до болезненности»; Арсений Тарковский – «мужественно красивый, остроумный, нервный, уверенный в своем призвании»; Аркадий Штейнберг – обаятельный, образованный и поныне недооцененный как поэт и художник.
Творческая судьба у всех четверых друзей сложилась невесело и трудно. «Само вещество наших стихов было чуждо тому, что печаталось». «Мы начинали без заглавий, чтобы окончить без имен», – скажет за всех нас Мария Петровых», – вспоминая о былом, говорил Семен Израилевич. Правда, получилось немного лучше, чем предсказывала Мария Петровых. Но… первая книга А. Тарковского увидела свет, когда ему было пятьдесят пять; «Очевидец» Семена Липкина – когда ему исполнилось пятьдесят шесть. Мария Петровых в это же время выпустила в свет одно только «Дальнее дерево»; Аркадий Штейнберг умер, так и не издав ни одной своей книги и не дождавшись ни одной персональной выставки своих картин.
Георгий Шенгели, который когда-то впервые ввел Семена Липкина на «Никитские субботники», работая в Гослитиздате в редакции литератур народов СССР, привлек и четырех друзей к переводам. Работа в этой редакции, собственно, и предопределила всю их дальнейшую жизнь. Сначала все они смотрели на эту работу как на источник заработка, но… потом увлеклись всерьез. Особенно, когда стали изучать историю народов Востока, их быт, обычаи, религиозные верования, основы стихосложения, грамматику и синтаксис их языков. Творчество сначала познакомило, а потом подружило поэтов с учеными и знатоками поэзии Востока.
Семена Липкина в переводческой работе привлекло воссоздание на русском языке памятников эпической поэзии – «Шах-наме», Фирдоуси, поэм Джами и Навои, эпоса калмыков «Джангар», киргизов – «Манас», татар – «Едигей», кавказских «Нартов», пространные эпизоды индийской «Махабхараты».
Историческое совпадение: накануне войны увидел свет калмыкский эпос «Джангар», переведенный Семеном Липкиным и иллюстрированный великим художником В.А. Фаворским. А в жаркое лето 1942 г. в рядах 110-й кавалерийской дивизии Семен Липкин делил с воинами-калмыками опасность боев и тяжкую горечь нашего временного отступления. И потом, в эпоху сталинских репрессий, когда репатриировались калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы, крымские татары, он с ума сходил от горя, плакал по ночам, вспоминая друзей, высланных с родной земли.
Переводческая деятельность всех четверых друзей в конечном итоге получила признание. Все они, в том числе и Семен Липкин, писали, потому что не могли не писать.
А потом… начались преобразования в стране, и не только в экономической жизни, но, наверное, больше в идеологической. И… стихи Семена Липкина в течение двадцати пяти лет, то есть в лучшую пору его жизни… перестали печатать. Трудно объяснить причину такого непризнания. Очевидно, творчество молодого поэта не вписалось «во время».
Связав свою творческую жизнь с народами Востока, в том числе с Кыргызстаном, примерно через год он уже переводит произведения Аалы Токомбаева, который был одновременно и консультантом. Касым Тыныстанов, Кубанычбек Маликов, Тугельбай Сыдыкбеков также были консультантами в этом новом «переводческом» труде развивающейся кыргызской поэзии. «Большую помощь нам оказали Константин Кузьмич Юдахин, тюрколог, Сергей Ефимович Малов и Евгений Дмитриевич Поливанов», – вспоминал С.И. Липкин.
Всей своей последующей жизнью С.И. Липкин символизирует собой уникальную творческую традицию многонационального художественного перевода в ХХ веке.
«Патриарх отечественного перевода, знаковая (если не сказать культовая!) фигура в истории многолетних русско-кыргызских литературных связей», – так отметила творчество Семена Израилевича газета «Слово Кыргызстана» (20.II.2001 г.). Но так стало теперь – в самом начале XXI века. А в те далекие 30-е годы все только начиналось…
«Это очень тяжелый труд, если относиться к нему серьезно, то есть изучать историю народа, основы его языка, даже географию. Все это требовало колоссальной работы. Когда не печатали моих стихов, это была моя единственная радость, мое счастье», – часто говаривал С.И. Липкин.
Тогда считалось, что человек литературным трудом жить не может. Но Семен Липкин, окончив химический факультет Инженерно-технического института, продолжал работать над переводами произведений поэтов Востока.
Перевод эпоса «Манас» было решено осуществить к 20-летию Октябрьской революции, которое отмечалось в 1937 г. Во Фрунзе пригласили для участия в художественном переводе эпоса «Манас» литераторов из Москвы. И, поскольку очень спешили, объявили конкурс, к которому и были привлечены приглашенные литераторы. Конкурс был закрытым. Победителями оказались Л. Пеньковский, М. Тарловский и С. Липкин. Именно им посчастливилось сделать окончательный перевод эпоса: Семен Липкин перевел главу «Юность Манаса», М. Тарловскому достался «Великий поход», Л. Пеньковский переводил «Поминки Кокотея». Как вспоминает Семен Израилевич: «Впоследствии Тарловскому пришлось пережить много неприятностей из-за «дипломатических неувязок» с китайским правительством. Думаю, эти гонения его рано и доконали. Подстрочный перевод для нас сделал… первый профессор-филолог, молодой Касым Тыныстанов. Меня поразила его образованность, он прекрасно владел немецким языком, жалко, что не уцелел в период повальных репрессий» (2).
Издание эпоса «Манас» прошло очень тяжелый путь, на котором были и преследования, и отрицание, и на долю переводчиков, манасоведов в те далекие «сталинские» годы выпала трудная задача как-то защитить эпос. Особенно это было трудно потому, что противники были и внутри Киргизии, среди партийных деятелей, и, к сожалению, среди некоторых литераторов» (3).
Волею судьбы, а может быть и самого исторического процесса, С.И. Липкин попадает в водоворот событий, которые не смог миновать ни один деятельный творец культуры, находящийся в гуще событий 30-х годов.
Обратимся к авторской статье «Максим Аммосов», опубликованной в 1996 году (4).
«… Осенью 1937 г. С. Липкин – московский поэт-переводчик –приезжает в г. Фрунзе. Цель командировки – обговорить условия издания на русском языке эпоса «Манас». Рукопись была подготовлена к печати еще в 1936 г., но для издания в центре требовалось благословение руководства республики. И вот С. Липкин – в столице Киргизии, только что ставшей союзной республикой. Ждет аудиенции в ЦК Компартии Киргизии. Бывшие руководители республики М.Л. Белоцкий и Б. Исакеев, которые хорошо относились к С. Липкину, уже арестованы, новые – сменившие их руководители – сами оказались под жесточайшим обстрелом партийной критики. Им не до «Манаса». А вскоре подступил и общегосударственный юбилей – 20-летие Октябрьской революции. Все заняты.
Московский поэт-переводчик коротает время на опустевшей правительственной даче вместе с редактором московского издательства Е. Мозольковым, знакомится с военным комиссаром республики генералом И.В. Панфиловым – «единственным из крупного руководства, оставшимся на свободе» (5).
Получив пропуск на правительственную трибуну, С. Липкин и Е. Мозольков, воспользовавшись любезным приглашением генерала, в его машине поехали в город на демонстрацию. Правительственная трибуна представляла собой балкон, протянувшийся почти на всю длину здания ЦК (на нынешней площади Ала-Тоо). На трибуне – первый секретарь ЦК КП (б) Киргизии М.К. Аммосов, рядом новые руководители республики – все незнакомые лица – «принимают» демонстрацию.
И.В. Панфилов выбрал себе место на самом краю балкона, гости из Москвы стали рядом с ним. Тут-то и произошел тот трагический эпизод, ставший «роковым» для М. Аммосова, невольным свидетелем которого оказался С. Липкин. Он и поведал о случившемся более полувека спустя (6).
Как обычно, стройными рядами внизу проходили демонстранты. Вздымались знамена, портреты Ленина и Сталина, портреты членов Политбюро. С балкона трудящихся приветствовали члены бюро ЦК Компартии Киргизии и правительства. Время от времени репродуктор на всю площадь громогласно провозглашал очередной лозунг. Далее предоставим слово самому С. Липкину:
«И вдруг мы услышали, остолбенев:
-Да здравствует победа фашизма во всем мире!».
Это выкрикнул Аммосов, и тут же его жесткие, прямые, слегка посеребренные волосы поднялись. Он опомнился, исправил ошибку, а голос его дрожал:
-Под гениальным руководством великого Сталина – вперед к победе коммунизма во всем мире!
После этого эпизода ошарашенные гости тихо спросили у И. Панфилова:
-Что теперь с ним сделают?
Тот также тихо ответил:
-Уже сделали. За ним еще рано утром пришли, поджидают в его кабинете. Дали на часок-другой отсрочку: надо же кому-то приветствовать участников демонстрации. А заберут вечером. Он ошибся, потому что голову потерял. Страшно ему» (7).
Через несколько дней в газете сообщалось, что М. Аммосов и все бюро кыргызского ЦК – «враги народа». Москвичи вернулись домой, так и не получив руководящего указания на издание русского перевода «Манаса». Рукопись была законсервирована, и книга под названием «Манас. Киргизский эпос. Великий поход» в переводе Семена Липкина, Льва Пеньковского, Марка Тарловского под редакцией У. Джакишева, Е. Мозолькова, И. Сельвинского, К. Юдахина была опубликована лишь десять лет спустя государственным издательством «Художественная литература».
В 1945 г. началась подготовка к 1100-летнему юбилею эпоса, сорванному развернувшимися новыми идеологическими репрессиями. В этот год стоял вопрос именно о 1100-летии эпоса «Манас».
Для иллюстрирования нового издания эпоса «Манас» в республику был приглашен известный художник В.А. Фаворский. Очевидно, кандидатура В.А. Фаворского была рекомендована С.И. Липкиным. «Джангар» – калмыцкий эпос, переведенный на русский язык Семеном Израилевичем, еще в 1940 г. был иллюстрирован Владимиром Андреевичем Фаворским. Творческим девизом мастера являлось: «От повседневного к прекрасному есть единственно верный путь искусства». «Искусство, – замечал В.А. Фаворский, – это тяжелый труд. Бывает мастерство без искусства, но не бывает искусства без мастерства» (8).
К этому девизу пришел и сам С.И. Липкин после того, как увидел рисунок старика на элистинском базаре, исполненный В.А. Фаворским: «Старый богатырь, вождь племени, держа в руках плеть, сидит на траве. Он в голубом кафтане, и седина его тоже голубой стала от движения времени, от дряхлости. За его спиной – табун одномастных коней, стадо быков – его труд, его богатство, а впереди, перед его глазами – будущее, мы, читающие книгу о нем… Как угадал в нем художник то, что, думается, сам старик и не ощущал в себе?». И еще – «Владимир Андреевич был удивительно хорош с простыми людьми, хорош, потому что естественен… Владимир Андреевич произнес нечто вроде тоста:
- Вы, калмыки, сначала показались мне чудными, а теперь кажетесь чудными» (9).
В.А. Фаворский имел свою систему взглядов на искусство книжной иллюстрации. Суть этих взглядов, как вспоминал и понимал С.И. Липкин, сводилась к тому, что книжные иллюстрации не должны быть картинами, живущими отдельной от книги жизнью («как стены в Сандуновских банях»). Иллюстрация должна быть связана и с типом шрифта, и с видом набора, и с буквицами, и с орнаментами, и с титулами, и даже с размером полей.
Эту «чудность», степняцкую естественность хотел, наверное, увидеть Семен Израилевич и в иллюстрациях к «Манасу», исполненных рукой Великого Мастера. И он не ошибся. И поездка по Кыргызстану была обусловлена желанием самого В.А. Фаворского. Он согласился иллюстрировать эпос только при предоставлении возможности ознакомиться с жизнью республики, ее искусством, бытом народа и, конечно, с ее природой, так как исходил из того, что, «хотя он (эпос) иногда очень фантастичен, даже сказочен, он в конце концов приводит к реальной жизни этого народа» (10). Об этом методе В.А. Фаворского вспоминают и его ученики, и последователи – С.А. Чуйков, А.Н. Михалев, В.К. Федяевская, Л. Ильина и многие другие.
Более 100 эскизов и два альбома рисунков заготовил В.А. Фаворский, путешествуя по Кыргызстану. Дома, в Москве, он продолжал работать над серией станковых линогравюр на темы эпоса, эскизы к которым им были выполнены в 1946–1947 годах. К великому сожалению, не состоявшееся тогда издание эпоса «Манас» лишило его серии замечательных иллюстраций.
В 50-е годы были репрессированы многие мастера культуры, «причастные» к эпосу «Манас». В сталинские лагеря попали З. Бектенов, Т. Байджиев и другие. Не было реализовано и многотрудное творчество С.И. Липкина и великого художника В.А. Фаворского.
В 1949 году идеологическая машина начала борьбу с так называемыми «панисламизмом», «буржуазным национализмом». «Манас» был объявлен байско-феодальным эпосом. И в это время нашлись писатели и ученые, которые осмеливались с этим спорить. Среди них и известный тюрколог Боровков, академик Жирмунский. Переводчики, в том числе и С.И. Липкин, тоже, насколько позволяло их положение, защищали «Манас». Но… были и другие. К примеру, в Институте востоковедения против «Манаса» выступили крупные востоковеды.
С.И. Липкина вызывали даже на Лубянку, где он вынужден был выразить письменное мнение по поводу эпоса. Поэт «написал, что это не байско-феодальный, а народный эпос. А там, где в эпосе были такие эпизоды, как борьба с русскими, я утверждал, что это не является органической частью эпоса. Потом мне сказали, что в сравнении со всеми другими показаниями мое было самым смелым в защиту «Манаса» (11).
Эпосу «Манас», С.И. Липкин посвятил значительную часть своей творческой жизни. «Самое замечательное в эпосе «Манас», – считает он, – то, что в отличие от литературы социалистического реализма в нем нет героев только хороших или только плохих. Каждый из персонажей совершает и благородные, и очень красивые поступки, и в то же время не очень хорошие. Так нарисован Жакып, отец Манаса, так нарисован Сыргак, любимый герой, но который, идя в разведку с Алмамбетом, все время ему не верит, поскольку Алмамбет – китаец.
Пожалуй, единственно Алмамбет лишен отрицательных черт. Вообще характер Алмамбета – величайшее достижение мировой поэзии. Это шекспировский характер. Он покинул родное государство, его считают изменником в Китайской империи, и ему не доверяют люди, близкие ему и по религии, и по целям. Вы понимаете, как трудно человеку. Алмамбет жалуется иногда на свою судьбу, и в то же время он верит, что избрал правильный путь. Это колоссальный характер» (12).
Так, собственно, происходит и в жизни. Нравственному человеку, ищущему, борющемуся за общечеловеческие ценности, но в свое время и в пространстве своих возможностей, свойственно сомневаться, но в то же время – отстаивать свои убеждения.
Первое прозаическое изложение эпоса на русском языке «Манас Великодушный» было переведено на многие языки мира и несколько раз переиздано. После выхода книги в свет к С.И. Липкину приходили тысячи писем от читателей. Они зачитывались «Манасом», повествованиями о древних кыргызских баатырах – они стали любимыми героями. Впервые эта книга была переведена в Прибалтике, потому автор получал особенно много писем от литовских, латышских читателей.
Благодаря «Манасу» Семен Израилевич познакомился и подружился с величайшим сказителем Саякбаем Каралаевым, а через него – с «прекрасным кыргызским народом», – вспоминал С. Липкин. Впоследствии он рассказывал о том, как с Саякбаем объездили вокруг Иссык-Куля, знакомясь с бытом и нравами удивительно гостеприимного народа. Во время Декады киргизской культуры, которая проходила в Москве, Семен Израилевич сопровождал повсюду своего друга Саякбая. «После его выступления даже сам Сталин аплодировал стоя… Однажды в Подмосковье под открытым небом Саякбая слушали работники птицефабрики. Вдруг ни с того ни с сего пошел проливной дождь. По лицу, по усам Саякбая бежали ручейки, но великий сказитель неистово продолжал свой сказ, а завороженные слушатели, в основном женщины, слушали его стоя, и никто не ушел. После окончания выступления Саякбая вновь засияло солнце, и лица зрителей сияли, и они долго аплодировали ему».
В 1960 г. в Москве Государственным издательством художественной литературы была издана книга «Манас. Эпизоды из киргизского народного эпоса». Предисловие – «Национальная гордость киргизского народа» – написано С. Дароняном и С. Липкиным. В нем изложена довольно подробная история эпоса «Манас», созвучная по времени с историей кыргызского народа. «Свободолюбивый киргизский народ на протяжении многих веков вел войны за свое освобождение от чужеземного ига, что не могло не отразиться на устном поэтическом творчестве» (13), – отмечали авторы предисловия.
С.И. Липкин вместе с Л. Пеньковским являлся переводчиком многих эпизодов «Манаса»: «Рождение богатыря», «Письмо Каныкей», «Конурбай нарушает перемирие», «Смерть богатырей», «Возвращение Манаса», «Завещание Манаса», «Смерть Манаса». Приведем один небольшой фрагмент из эпизода – «Завещания Манаса»:
«И тогда говорит Манас:
«Наступил мой последний час,
Но хочу я в последний раз
Панцирь двойной на себя надеть,
Чьи отверстья – как беркута глаз.
Рукава его – крепкая медь,
Золотой у него воротник.
Словно камень, кольчуга тверда
И блестяща, словно родник.
Дай железные латы сюда,
Дай сюда мой верный булат,
Облачи мое тело в халат,
Из Коканда его я привез,
Перед ним бессилен мороз.
На меня все доспехи надень,
Чтобы мощно раздался я вширь,
Чтобы встретил я смертную тень,
Как встречает врага богатырь» (14).
После прочтения эпизодов эпоса «Манас» еще раз убеждаешься, что действительно самым высоким видом искусства, самым талантливым и гениальным является народное искусство. В народе сохраняется то, что представляет эпохальную ценность, ибо народ сохранил ее и пронес через столетия, шлифуя от десятилетия к десятилетию.
В 1956 г. в «Новом мире» А.Т. Твардовский поместил подборку стихотворений Семена Липкина. Поэт воспринял эту публикацию как значительное событие в его жизни. Но… не успел журнал дойти до читателя, как в газете «Известия» появилась критическая рецензия, озаглавленная «Альбомные стихи», на эту подборку. В статье, по откликам А.Я. Яшина, с которым С. Липкин служил сначала на Балтике, а потом в Сталинграде, эта рецензия названа «грубой и возмутительной». Редактор журнала А.Т. Твардовский, а он в те времена печатал многих из «неугодных», заверил: «Отвечать на статейку не будем, но печатать вас не перестанем».
И действительно, хотя и нечасто, не только переводные, но и собственные стихи Семена Липкина стали печататься не только в «Новом мире», но и в других «солидных» литературных журналах. Скоро появилась и первая книга его стихов «Очевидец», вызвавшая сочувственные отклики в журналах и газетах. Писал о ней в «Новом мире» и Кайсын Кулиев.
В 1968 г. из-за стихотворения «Союз», которое было напечатано в «Дне поэзии» и «Москве», о маленьком племени «И»… разразился скандал. Семена Липкина обвинили в сионизме… Только через семь лет ему удалось выпустить книжечку «Вечный день», но сильно «обрезанную»…
Семен Израилевич в 1979 г. вместе с супругой – поэтессой Инной Львовной Лиснянской – участвовал в выпуске альманаха «Метрополь», к которому у властей было однозначно отрицательное отношение. За это участие и еще за то, что они в знак протеста против исключения из Союза писателей двух молодых коллег – Евгения Попова и Виктора Ерофеева сами вышли из Союза, их произведения вплоть до 1987 г. были под запретом, причем и оригинальные, и переводные.
После «Тетради бытия», опубликованной в 1977 г., только в 1989 г. вышла книжка стихов «Лира»; в 1995 г. – «Перед заходом солнца». В них отражены жесткие приметы современной жизни с ее отклонениями от нравственных норм, размышления о единстве мира и человеческой судьбы.
В те годы, когда Семен Липкин был «отлучен» от Союза и отстранен от переводов, он смог написать больше, чем за всю жизнь. В издательстве «Ардис» вышли в свет большой том его лирических стихотворений и поэм «Воля», сборник стихов и поэм «Кочевой огонь», книга воспоминаний «Сталинград Василия Гроссмана», за рубежом были изданы его повести.
Долгие годы жизни Семена Липкина связывала дружба с двумя великими писателями ХХ в. – Анной Ахматовой и Василием Гроссманом. Нередко случалось так, что только им мог доверить свои стихи, и был счастлив, если слышал от них, таких разных, слова одобрения.
Зимой 1961 г. Семен Липкин читал свою, как он считает, «главную стихотворную работу» – поэму «Техник-интендант» в доме вдовы Г. Шенгели поэтессы Нины Манухиной, где присутствовала и Анна Ахматова. Поэт заметил в ее глазах слезы. Летом того же года А. Ахматова подарила ему свою маленькую книжечку в черном переплете, вышедшую в серии «Библиотека советской поэзии», а в ней надпись: «С. Липкину, чьи стихи я всегда слышу, а один раз плакала. Ахматова. 6 июля». Эта надпись была не только гордостью поэта, но и «правом на существование в те годы, когда на родине, в советской печати» он не существовал.
Потом Семена Израилевича восстановили в Союзе писателей. Поэт Олег Чухонцев пригласил его в «Новый мир». Его стихи стали печатать и другие издания, и среди них «Дружба народов», в котором была опубликована повесть «Декада». Впервые после многолетнего перерыва в библиотеке «Огонька» вышла книжка стихов С. Липкина «Лира».
В 1992 г. увидели свет его автобиографическая повесть «Записки жильца»; в 1995 г. – мемуарные очерки «Вторая дорога»; «Воспоминания»… И вдруг в «Слове Кыргызстана» (3.04.2003 г.) читаем печальное сообщение: «Ушел поэт». В нем отмечено: «31 марта на своей даче в Переделкино Московской области скончался 91-летний поэт и прозаик Семен Липкин». И далее в 30 строчках в трех столбцах «уместилось» долгое, многотрудное и громадное по объему и масштабности его творчество…
Семен Израилевич освоил кыргызский язык настолько, что, подражая своему другу и учителю Саякбаю Каралаеву, наизусть рассказывал отрывки из «Манаса» на его языке. Саякбай, подбадривая, похлопывал С.И. Липкина по плечу и говорил: «Семеке, ты тоже манасчи, тебя окрыляет дух Манаса!».
Наверное, последней заботой о судьбе великого эпоса, написанной собственноручно Семеном Израилевичем в Кыргызстан, стало письмо Президенту республики Аскару Акаеву:
«Наконец-то все страны мира признали всемирное значение великого кыргызского эпоса «Манас».
Кыргызский народ страдал много столетий. «Манас» и его русский перевод перенес страдания в эпоху сталинского самодержавия. Много страдали жители Ленинграда-Петербурга в годы блокады. Между прочим, я с самого начала войны служил на Балтфлоте.
Вот почему празднование «Манас» на Неве» приобретает особое значение. Прошу Вас помочь проведению международного празднования «Манас» на Неве».
С уважением С. Липкин – переводчик эпоса «Манас», сопредседатель оргкомитета «Манас» на Неве», лауреат Пушкинской премии» (15).



Примечания

1. Семен Липкин. Странички автобиографии // Семен Липкин. Декада. – М., 1990. – С. 6.
2. Мелис Арып-бек. Последний из могикан // Слово Кыргызстана. – 11 апреля 2003. – С. 9.
3. Семен Липкин. «Я хотел передать музыку киргизской поэзии» // «Манас» как фактор культурной интеграции ХХ века. Материалы юбилейных чтений, посвященных 90-летию поэта и переводчика С.И. Липкина и 55-летию выхода книги «Манас. Великий поход». – Бишкек, КГНУ, 2002. – С. 102.
4. Воропаева В.А. Максим Аммосов // В кн. У истоков кыргызской национальной государственности. – Бишкек, 1996. – С. 289–315.
5. Липкин С. Бухарин, Сталин и «Манас» // Огонек. – 1989. – № 2. – С. 22.
6. Там же. – С. 22–24.
7. Там же. – С. 23.
8. Липкин С.И. // В.А. Фаворский. Воспоминания о художнике. – М., 1990. – С. 193.
9. Там же. – С. 190, 191.
10. Михалев А.Н. // В.А. Фаворский. Воспоминания о художнике. – С. 196.
11. Семен Липкин. Я хотел передать музыку киргизской поэзии // Слово Кыргызстана. – 21 января 1995.
12. Семен Липкин. Я хотел передать музыку киргизской поэзии // Эпос «Манас» как фактор культурной интеграции ХХ века: Материалы юбилейных чтений… – Бишкек, КГНУ, 2002. – С. 104.
13. Даронян С., Липкин С. Национальная гордость киргизского народа // «Манас». Эпизоды из киргизского народного эпоса. – М., 1960. – С. 7.
14. Липкин С. Завещание Манаса // «Манас». Эпизоды из киргизского народного эпоса. – С. 265–266.
15. Текст письма С.И. Липкина взят из публикации Мелиса Арып-бека «Последний из Могикан». «Слово Кыргызстана». – 11 апреля 2003.