Создать аккаунт
Главная » ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛИЧНОСТИ КЫРГЫЗСТАНА » Верещагин Василий Васильевич

Верещагин Василий Васильевич

8 975


«Он обладал великою душою…»


Верещагин Василий Васильевич


Верещагин Василий Васильевич – выдающийся русский живописец, художник-гражданин, находящийся в ряду имен крупнейших деятелей русской национальной культуры, один из классиков русской реалистической живописи. Своим творчеством он вместе с В.Г. Перовым, И.Н. Крамским, А.К. Саврасовым, И.Е. Репиным, В.И. Суриковым, В.Е. Маковским, И.И. Шишкиным, В.М. Васнецовым и другими замечательными художниками знаменует великий подъем русского изобразительного искусства во второй половине XIX века.
В.В. Верещагин вошел в историю искусства «не потому только, что обладал великим художественным талантом, а потому, что обладал великою душою», – отмечал В.В. Стасов.
Картины В.В. Верещагина, обличающие социальный и национальный гнет, затрагивают судьбы и жизненные интересы не только русского народа, но и многих народов различных стран. Гуманистические идеи, воплощенные художником в неувядаемых образах, делают его творчество вечно живым, близким и дорогим широчайшим массам зрителей независимо от их национальной принадлежности. В его творческом наследии есть произведения и о Киргизии, где он побывал дважды, путешествуя, – в 1869 и в 1870 годах.
Родился Василий Васильевич Верещагин 14 (26) октября 1842 года в городе Череповце Новгородской губернии, в семье помещика. Родители будущего художника унаследовали в Новгородской и Вологодской губерниях шесть деревень с окрестными лесами. Отец – также Василий Васильевич – не имел законченного образования. Большой домосед, всегда спокойный, с детьми был в общем добр, но иногда строго наказывал за шалости. Мать Анна Николаевна была родом из семьи очень богатого помещика. Ее бабушка была не то татаркой, не то турчанкой. В.В. Верещагин унаследовал от нее через свою мать некоторые «восточные черты лица и многие черты восточного характера», как отмечал В.В. Стасов. От матери он унаследовал нервность, возбудимость, подвижность, от отца – упорство и настойчивость.
В 1850 г. семилетний Василий Верещагин был определен в Александровский царскосельский кадетский корпус для малолетних. В этом учебном заведении мальчик увлекался рисованием, но не любил классные занятия по этому предмету.
В 1853 году он был переведен в Морской корпус. Успехи В.В. Верещагина отмечены присвоением ему воинских званий: 24 августа 1857 г. – гардемарина с правом ношения на погонах якорей; 28 августа 1858 г. – унтер-офицера, 4 сентября 1859 г. – фельдфебеля. Свободное время в корпусе юноша заполнял серьезными занятиями, постоянно или рисовал, или читал книги…
Во время пребывания в корпусе формировались основные черты характера будущего художника – крепли его волевые качества, упорство, развивались прямота, гордость, неподкупная честность. Заграничные плавания перед выпуском из корпуса помогли Василию Верещагину разобраться в окружающей жизни и сформировать свои собственные представления об общественных интересах и гуманистических традициях.
Еще в Морском корпусе учитель рисования В.К. Каменев отметил выдающиеся способности и глубокий интерес будущего художника к искусству. Перед выпуском из корпуса до получения офицерского звания Василий Верещагин по положению должен был отправиться в двухлетнее плавание и, следовательно, прервать свои занятия искусством. На два года прекратить систематические занятия искусством он уже не мог, да и профессия офицера и карьера моряка потеряли для него свою привлекательность. Он твердо решил посвятить себя искусству.
В сентябре 1860 г. семнадцатилетний Василий Верещагин был принят в Академию художеств. Следует отметить, что академия сыграла огромную прогрессивную роль в развитии русской культуры, воспитав огромное число выдающихся художников и архитекторов. Однако Василий Верещагин с трудом сдерживал свое критическое отношение к академическому направлению в искусстве. Его взгляды в этот период формировались в процессе собственных размышлений и наблюдений, а также в результате личного знакомства с отечественным и зарубежным искусством, в частности с французским. Академические занятия, несмотря на успехи, все менее и менее удовлетворяли его. Правда, формально «отставной прапорщик» В. Верещагин до 1865 г. включительно еще числился учеником академии и считался путешествующим по Кавказу и Закавказью «с художественной целью».
Интерес к Кавказу еще больше усилился в связи с тем, что в это время завершилось присоединение к России последних районов этого края, населенного огромным числом народов, неизвестных России. Двигаясь без особой спешки, художник все время делал в походном альбоме зарисовки. Немало рисунков сделал В.Верещагин, набрасывая встречающиеся ему типы и сцены: калмыки, калмыцкие кибитки, ногайские дети, казаки, казачьи хаты, черкесы, армяне, кабардинцы, татары, осетины, грузины, виды Пятигорска и многое другое. Попутно он давал уроки рисования для заработка. В свободное от уроков, рисования и путешествий время, по вечерам, Василий Васильевич много читал, стремясь расширить свои знания по истории и истории искусств.
Вернувшись в Петербург и получив в ноябре 1864 года от академии новый отпуск для художественных занятий за границей, художник отправился во Францию. Здесь он продолжил образование в Парижской школе изящных искусств (Академия художеств), в мастерской известного французского живописца и скульптора Жана-Леона Жерома.
Из Парижа В.В. Верещагин выехал в марте 1865 года – через Женеву, Линдау, Зальцбург, Вену, дальше по Дунаю, затем через Одессу, Керчь, Сухуми, Поти до Орпири, отсюда по суше в Кутаис, Тифлис, Азербайджан и Армению. Осенью 1865 года он уже в Петербурге, где обращается в Главное управление по делам печати с просьбой об издании ежемесячного художественно-литературного журнала «Кавказ и Закавказье», где собирался помещать литографированные рисунки с соответствующим текстом. «Издание должно иметь характер преимущественно этнографический, именно изображать природу края и его памятники, также обычаи, нравы, образ жизни и типы племен, его населяющих…», –так писал В.В. Верещагин в прошении. Главное управление ответило, что оно не имеет препятствий к изданию журнала. Однако издавать журнал Василий Васильевич не смог из-за отсутствия необходимых средств.
И снова он отправляется в Париж, где сосредоточился на поиске своего художественного направления, что привело художника к тому, что В. Верещагин нашел свое призвание в изображении живого человека с его поверьями и обычаями, историей и бытом.
А дальше – «Бурлаки», где показан бурлацкий труд, не как что-то редко встречающееся и случайное, а как массовое и типичное явление российской самодержавной действительности. Эту картину задумал он раньше И. Репина, но не окончил лишь из-за отъезда в Туркестан.
В августе 1867 г. В.В. Верещагин был зачислен на службу в штат генерал-губернатора Туркестана К.П. Кауфмана. «Я хорошо условился с Кауфманом, что он дозволит мне ездить по краю и не носить формы… У меня было условлено с Кауфманом, что чинов он мне не будет давать…», –вспоминал впоследствии художник.
Малоизвестный Туркестан очень привлекал Василия Васильевича. «Конечно, я мог бы жить и в России, но я не вошел бы так сам в себя, не уединился бы так. Может быть, это значит клин клином вышибать, но иногда ведь трудно найти другое средство. Страстной любви к Востоку у меня не было, черт побери! Я учился на Востоке, потому что там было свободнее, вольнее учиться, чем на Западе. Вместо парижской мансарды или комнаты Среднего проспекта Вас[ильевского] острова у меня была киргизская палатка, вместо «островов» или Mendon – снеговые горы, вместо натурщиков – живые люди, наконец, вместо кваса и воды – кумыс и молоко! Я настаиваю на том, что я учился в Туркестане и на Кавказе. Картины явились само собою, я не искал их. Везде – и в Туркестане, и в Индии – этюды знакомили со страною, учили меня – результатом явились картины, созревавшие гораздо позже», – так оценил свою творческую жизнь в Туркестане Василий Васильевич Верещагин.
Продвигаясь по Туркестану, художник с живой любознательностью и пытливостью расспрашивал местных кочевников и земледельцев о быте, нравах, истории их племен, осматривал мечети, базары, крепости, интересовался легендами и поверьями, удивлялся гробницам и зарисовывал их.
Исторически это был период присоединения Средней Азии к России. Художник попадает как раз в водоворот этих событий. Поселившись в Ташкенте на несколько месяцев, он изучает жизнь и быт местных народов. Целыми днями он бродил по городу с карандашом, по его богатым и бедным кварталам, посещал оживленные базары, кустарные мастерские, караван-сараи, школы, бани, заглядывал в мечети и частные дома. Он завязывал знакомства с местными жителями разных общественных положений и различных национальностей.
Знали Василия Васильевича и многие местные жители здешних мест. Известный археолог М.Е. Массон вспоминает интересный случай из жизни Самарканда перед революцией 1917 года:
«На антикварном рынке Самарканда шла бойкая торговля поделками, нумизматическими объектами, особенно больших и малых иерусалимских монет – шекелей II в. до н.э. Попадались на них туристы, часто отличавшиеся большим доверием к базарным гидам. Среди последних перед самой революцией пользовался наибольшей популярностью Хаджи Хаджимуратов, вызывавший к себе сразу же уважение у туристов тем, что заявлял о своем личном знакомстве с художником В.В. Верещагиным, которому он якобы позировал для его картины «Дверь во дворце Тамерлана в Самарканде», «если господа – тюри знают эту картину». «Тюри» спешили заявить, что они ее помнят и действительно узнают в одном из двух воинов его, Хаджимуратова. Почтение завоевывалось, и никому, кажется, из туристов в голову не приходило, что, когда в 1868 г. Верещагин рисовал это свое произведение, Хаджи Хаджимуратова не могло быть еще на свете» (1).
Его интересовали экономика края и положение социальных групп населения, обычаи, поверья, история народов и их семейный быт. Здесь он сделал несколько десятков рисунков, заинтересовавшись яркостью национальных типов различных народностей. На всей жизни этого города лежала печать старых устоев и бытовых отношений, характерных для Туркестана того времени и имевших вековую давность. Но жизнь Ташкента давала художнику довольно наглядное представление и о тех изменениях, которые происходили в крае в связи с присоединением к России.
Присоединение Средней Азии к России В.В. Верещагин считал положительным и необходимым. Причем, как замечает художник: « Не одни только, так сказать, официальные рабы… вздохнули теперь свободнее: всякого рода бедность и загнанность начинают смело смотреть в глаза … знати, могуществу, чувствующим оттого немалое смущение».
Видя в В.В. Верещагине одного из самых незаурядных деятелей критического реализма, глубже всех изучившего Среднюю Азию, современники нередко называли его Туркестанским. И, хотя современники и называли этого выдающегося художника Верещагиным-Туркестанским, однако именно туркестанский период жизни и творчества Василия Васильевича остается сравнительно мало известным; не говоря уже о его путешествии по Кыргызстану. Неустанное любопытство и желание глубже познать новый для него мир свели В.В. Верещагина с известным русским путешественником Н.А. Северцовым.
В ту пору в Ташкенте художником были написаны его картины на темы из жуткой действительности ханского феодального Востока – «Опиумоеды», «После удачи» и «После неудачи».
На Туркестанской выставке, устроенной в 1869 году в Петербурге, в одном из трех выставочных залов В.В. Верещагин «обнародовал» свои последние произведения, а в двух других он со вкусом расположил зоологические коллекции своего друга Н.А. Северцова и геологические сборы из Средней Азии горного инженера Татаринова, а также собранные лично художником и другими участниками туркестанских походов украшения, бытовые предметы, образцы местных кустарных производств и среднеазиатского оружия.
Наиболее длительной и, пожалуй, особенно обильной по числу выполненных зарисовок, этюдов с натуры и эскизов была поездка в Семиречье и небезопасное с военными приключениями путешествие вдоль границы в Китаем (Восточным Туркестаном), где полыхало антицинское восстание дунган.
В помощь командированному 17 апреля 1869 года из Ташкента в Семиреченскую область для «этнографических исследований» художнику выделялся переводчик из казаков, знакомый с «местными наречиями».
Летом 1869 года он посетил многие живописные уголки Чуйской долины и молодой уездный городок – крепостцу Токмак, проезжал мрачным скалистым Боомским ущельем на побережье лазоревого Иссык-Куля, побывал на перевале Барскаун с его дикой впечатляющей красотой и даже во вновь устроенном Нарынском укреплении.
Маршруты его путешествий по Кыргызстану остаются пока далеко не выясненными, но простое упоминание о поездке в немногих сохранившихся от того времени документах, пометка на письме, а главное – примечательные верещагинские пейзажи помогают восстановить районы, посещенные им.
По Кыргызстану Василий Васильевич путешествовал дважды: в 1869 и 1870 годах. География его маршрутов – Чуйская долина, Прииссыккулье, Нарын и Ош. Все, что замечал художник, он, пользуясь любой свободной минутой, заносил в свой походный альбом: беглые зарисовки лиц людей, костюмов, жестов, фигур, памятников.
Судя по огромному количеству этюдов, созданных художником, не всем его замыслам суждено было воплотиться в картинах. Неоднократно писал он полюбившийся Барскаунский перевал, где «природа необыкновенно величественна, хотя и очень мрачного характера. Скалистые горные кряжи, увенчанные вечными льдами, непроходимые лесные чащи по скатам, зияющие пропасти, бешено каскадирующие потоки вод, глубокия, темныя, извилистыя ущелья и чудные оазисы – долинки, пестреющия дымящимися кибитками кочевников».
Пленившись Барскауном, художник сумел прочувствовать и передать строгую простоту и величие кыргызской природы, могущество и силу, нашедшие свое выражение в самых обычных вещах: стройных тянь-шаньских елях с густой темно-зеленой кроной, каменистой земле, плавных линиях холмов, горах, вершины которых укрыты плотным слоем облаков, в неторопливо-размеренном течении жизни.
Величественные снежные горы и привлекательные весной и летом долины Кыргызстана полюбились художнику. Он выполнил множество превосходных этюдов, почти миниатюр, и эскизов, удачно передающих разнообразную природу кыргызского края. Прелестны пейзажи – «Снеговые вершины хребта Киргизского Ала-Тау», «Кочевая дорога в горах Ала-Тау», «Высохшее соленое озеро в долине реки Чу», «Зимовка в долине реки Чу», «Сторожевая башня в долине реки Чу», «Киргизские кочевья (осенью) в долине реки Чу». В популярнейшей картине «Киргизские кибитки на реке Чу» чудесно сочетаются цвета кошмы юрты и степной травы с фигурками всадников и красочной симфонией гор.
Восхитительны многочисленные «картинки» Прииссыккулья – скалистые берега на фоне снеговых вершин и бирюзовые воды «Киргизского моря». Нельзя не залюбоваться верещагинскими картинами-миниатюрами: «Берег озера Иссык-Куль», «Горы близ озера Иссык-Куль (вечером)», «Снеговые горы близ озера Иссык-Куль», «Проход Барскаун» и многими другими.
Тринадцать этюдов озера Иссык-Куль создал В.В. Верещагин, охваченный теплым лирическим чувством и пораженный красотой природы. Он писал озеро в разное время дня, всякий раз обнаруживая все новые и новые выразительные средства, способные передать многообразие непрестанно меняющего свой лик кыргызского моря. Особенно привлекательным показался Иссык-Куль в часы заката, когда лучи заходящего солнца ласково оглаживают засыпающую землю. Тени становятся все глубже, воздух сгущается, постепенно обволакивая все легкой дымкой.
Этюды имеют малые размеры, однако все они тщательно построены и уравновешены композиционно, их колористический диапазон широк и разнообразен: от тончайших, богатых валерами, до сочных, ярких. По замечанию известного историка искусства А. Ромма, эти работы были «призваны сыграть определенную роль как образцы мастерской передачи местного колорита»…
Одной из ярчайших работ, исполненных В.В. Верещагиным в Кыргызстане, является «Киргизские кибитки на реке Чу». Теплая осень. Вечереет. Закатные лучи солнца окрасили равнину в янтарно-золотистый, а предгорья – в розовато-лиловый цвет. Могучие формы ближних холмов и дальних снежных вершин, кажется, на глазах теряют жесткость очертаний и медленно растворяются в атмосфере. Мягким очертаниям предгорий вторят округлые линии кыргызских юрт, украшенных ярким колоритным орнаментом, над верхними отверстиями которых курятся легкие дымки очагов. Синеет полоска реки Чу. Топорщатся жесткие стебли трав, опаленные летним зноем. Закончен еще один трудовой день. Скотоводы съезжаются к юртам, около которых, улучив свободную минутку, сидят женщины, судачат о своих делах, нежась в лучах нежаркого заходящего солнца. Неторопливый, размеренный ритм жизни скотоводов-кочевников придает покой и умиротворение пейзажу.
И потом, обосновавшись снова в Ташкенте и работая над картинами, Василий Васильевич время от времени совершал длительные поездки по краю, где по-прежнему неутомимо рисовал и писал этюды. Он путешествовал по Семиреченской области и вдоль китайской границы. Генерал-губернатор Семиреченской области Г.А. Колпаковский обратился со специальным письмом на русском и казахском языках к руководителям волостей области: «В пределы волости Вашей и соседственных с нею в скором времени прибудет господин Верещагин, путешествующий для ознакомления с бытом народа и изображенья всего замечательного в рисунках, чтобы и те, кто сами лично не могут видеть эти замечательные вещи, познакомились с ними через посредство их изображений. Прежние работы этого путешественника известны».
И снова В.В. Верещагин придает большое значение рисункам с натуры. Он создает прекрасные, законченные произведения, исполненные с натуры и имеющие самостоятельное этнографическое значение. На них – выразительные лица узбеков, казахов, кыргызов, китайцев, остатки разрушенных китайских городов, памятники архитектуры и т.д. В них нет показного, внешнего эффекта и нарочитой виртуозности, они просты, правдивы, отличаются точной, строгой, гибкой линией, тонкостью светотеневого построения, мастерством в передачах пространства, формы предметов, света.
Произведения Василия Васильевича дают богатейший этнографический материал, позволяющий познакомиться с замечательными вещами через посредство их изображений. Что касается предыстории профессионального искусства Кыргызстана, то произведения В.В. Верещагина служат прекрасной школой реализма.
Специалисты считают, что суровую и необычайно разностороннюю художественную и жизненную школу В.В. Верещагин прошел в двух своих путешествиях по Туркестану.
«Желая предоставить Верещагину возможность привести к окончанию труд, который наглядным образом может ознакомить цивилизованный мир с бытом малоизвестного народа и обогатить науку важными для изучения края материалами, – сообщалось в письме К.П. Кауфмана военному министру Д.А. Милютину, – военное ведомство разрешило художнику трехгодичный отпуск, назначило ему небольшое содержание и выделило средства на издательские расходы».
Следует отметить, что в Туркестане художник только успевал делать зарисовки. Работа над картинами была продолжена позже. В начале 1871 года он поселился в Мюнхене. Здесь он намеревался в ряде картин обобщить свои впечатления от двух путешествий в Среднюю Азию, а также издать альбом репродукций туркестанских работ.
Кроме мастерской в городе у Горшельта, Василий Васильевич устроил себе загородную мастерскую, в которой художник работал каждый солнечный день, стремясь передать в картинах естественную свето-воздушную среду.
Заинтересованные в популяризации «Русского Туркестана» краевые власти ходатайствуют перед Петербургом о выделении средств на издание альбома.
«Туркестанский альбом» был издан и получил широкую известность. Из 106 помещенных здесь рисунков более половины занимают мастерски исполненные портреты кыргызов, узбеков, таджиков и других представителей среднеазиатских народов. В нем художник достоверно передал характерные черты, национальные одеяния, сцены из жизни и быта народов Востока. «Туркестанский альбом» – одно из прекрасных художественных изданий своего времени – представляет особую ценность для этнографической науки.
Картины В. Верещагина принято обычно строго разделять на мирные и батальные. И действительно, около половины полотен изображали бытовые сцены, а остальные – сцены батальные. Но такое деление весьма условно. Картины на мирные темы неотделимы от батальных по внутреннему духу, по своей идейной устремленности. Все они направлены в защиту принципов гуманности, против деспотизма и варварства феодального Средневековья.
Прежде чем писать или делать зарисовки к своим будущим картинам, Василий Васильевич изучал и записывал сцены быта, жизни разных народов. При этом отличался большой наблюдательностью, граничащей с любопытством.
Проезжая в 1868 г. по почтовому тракту из Ташкента через Верный в Илийскую долину, в своих записках он делает этнографические заметки «Киргизы употребляют небольшие ручные мельницы, сделанные из двух плоских и круглых камней. В верхнем камне сделано отверстие, снабженное двумя деревянными поперечными брусками, в которые вставляется стержень, ударяющийся о нижний камень. Киргиз кладет зерна в дыру и вертит верхний камень с помощью длинной палки, приделанной к стержню под прямым углом. Таким образом получается довольно грубая мука, смешанная с отрубями» (2).
Однако его картины бытового жанра чаще рисуют яркие, праздничные стороны жизни, красоту национальных типов и своеобразие колоритных сцен. Одно из самых первых произведений мюнхенского периода «Богатый киргизский охотник с соколом» (Третьяковская галерея) принадлежит к числу картин, в которых выражено искреннее восхищение автора народными типами и красочными сторонами среднеазиатского народного быта. В.В. Стасов назвал эту картину «этнографической» за то, что в ней не было сюжетно-драматического воспроизведения действительности. В. Верещагин предстает отзывчивым, искренним художником, свободным от предвзятости.
В центре полотна изображен старик-кыргыз с красивым загорелым лицом, стоящий посреди юрты вполоборота к зрителю и держащий на поднятой правой руке сокола. Он любуется птицей – верным помощником на охоте, и, кажется, вот-вот заговорит с нею. Сокол, опираясь на руку и балансируя для равновесия крыльями, склонился к хозяину в ожидании условного сигнала, готовый стремительно выполнить его волю.
Убедительно вписана в пространство фигура охотника, ощущается ее объем, ее скульптурная осязательность. На старике – нарядный национальный костюм. Зеленый с красными и желтыми разводами халат; широкие желтые штаны украшены чудным национальным узором, вышитым красными, синими, зелеными, оранжевыми и фиолетовыми нитями. Белый расшитый платок на поясе и белая войлочная шляпа, отороченная вышивкой, еще более подчеркивают цветовую роскошь костюма, представляющего собой какое-то буйное цветовое богатство.
Яркие, сочные краски придают картине праздничное, мажорное, эмоциональное звучание, выражают в звенящих и сверкающих цветовых построениях стихийную силу, вкус и красоту народа. Композиция картины, еще несвободная от некоторой искусственности (старый охотник как бы позирует), отличается уравновешенностью, что способствует выявлению силы, мощи фигуры охотника.
Слегка расставленные ноги придают этой фигуре силу и устойчивость; поднятая правая рука уравновешивается ружьем, висящим за спиной. Светом, падающим на фигуру, художник выделяет лицо и костюм охотника, погружая в полумрак фон картины. Этим фоном служит красивая, кое-где покрытая коврами внутренность юрты, также свидетельствующая о художественном вкусе народа и высокой культуре его быта.
Трактовка образа кыргыза-охотника являлась передовой для того времени, в котором творил В.Верещагин. Правда, у Верещагина нет того психологизма, лиризма, тонкой поэтической грусти, которыми овеяны национальные образы Т. Шевченко. Но он так же искренне, как и Великий кобзарь, любуется красотой иноплеменного народа.
Для этой картины, как и для большинства произведений художника, характерны завершенность художественной формы, законченность в передаче целого и деталей. В.В. Верещагин документально точен в изображении частностей, что, однако, не мешает ему выявить главное. Детали и подробности скорее раскрывают и выявляют это главное. Здесь играют определенную роль и заткнутая за пояс камча, изобличающая неутомимого наездника, и небольшой нож – неизменный спутник на охоте, и цепочка, удерживающая сокола, и повязка на руке, предохраняющая тело от когтей хищной птицы.
Во многих жанровых картинах туркестанской серии художник бичует самые мрачные стороны феодально-деспотической действительности среднеазиатских ханств. Это широко известные полотна: «Двери Тамерлана», «Самаркандский зиндан», «Продажа ребенка-невольника», «У дверей мечети».
Значительное место в размышлениях художника-гуманиста занимали проблемы войны. Груды человеческих черепов, испепеленные города, бесконечные руины, следы уничтоженных прежними войнами цивилизаций, рассказы о жестокостях Тамерлана и современных деспотов – все это вновь волновало художника. Хотелось показать обществу истинную картину войны, такую, какова она на самом деле. События франко-прусской войны 1870–1871 годов послужили своеобразным катализатором, ускорившим процесс формирования взглядов В.В. Верещагина на войну.
Среди батальных сцен в туркестанской серии особое место занимает картина «Апофеоз войны», посвященная В.В. Верещагиным «всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим». Жуткий в своей обыденности курган черепов, на котором заканчивают пир вороны, изображен на мертвом фоне обуглившихся деревьев и полуразрушенной крепости – таково верещагинское «прославление», апофеоз смерти, разрушения и войны.
Навеянная преданиями о походах и опустошительных войнах Железного хромца Тимура картина обличает варварство прошедших, настоящих и будущих завоевателей, утверждая языком искусства самые гуманные человеческие стремления к миру, права на свободу народа. Сам В. Верещагин в одном из писем В.В. Стасову писал о картине, что она столько же историческая, сколько сатира – злая и нелицеприятная.
Оборотные стороны войны из туркестанской серии, а также нравы местных деспотов ярко раскрыты в полотнах художника «Забытый», «Вошли», «Окружили – преследуют», «Бача и его поклонники». Самые разнообразные отклики современников вызвала картина «Забытый»: убитый русский солдат лежит на спине, раскинув руки и ноги, над трупом кружит стая черных воронов; на щеке – следы запекшейся крови, у изголовья – откатившаяся фуражка, сбоку – брошенное ружье; клубится дорожная пыль вслед за уходящим отрядом солдат; а позади на фоне гор и реки – свежевырытый холм над братской могилой с водруженным на ней крестом.
Поиски документальных свидетельств о жизни и творчестве В. Верещагина в Туркестане привели в то время еще молодого ученого В.М. Плоских в рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге. Среди пожелтевших от времени листков с поблекшими чернилами, бережно извлеченных из фонда, внимание ученого привлекло стихотворение «Забытый», написанное аккуратным и четким почерком. Под ним – подпись: художник В.В. Верещагин. Верещагинский автограф! Не он ли автор, в стихотворной форме передавший содержание своей собственной картины.




Над равниной Туркестана, Все спокойно в той равнине.
В темной неба синеве, Все живет, цветет, блестит.
Мерно двигая крылами, И за днями, за годами
Ястреб кружит в тишине… Павший воин позабыт! (3)
Выставка туркестанского наследия В.В. Верещагина, открывшаяся 7 марта 1874 года в Петербурге, явила художественному миру новую восходящую звезду первой величины. Вскоре после выставки Н.И. Крамской, руководитель передвижников, напишет: «Я не знаю, есть ли в настоящее время художник, ему равный, не только у нас, но и за границей. Это нечто удивительное».
На этой выставке было представлено немало шедевров – картин на кыргызскую тематику: «С гор на долины (перекочевка киргизских аулов)», «Развалины одного из укреплений в долине р.Чу», «В Боомском ущелье (Александровский хребет в Семиреченской области»), «Берега озера Иссык-Куль (в Тянь-Шане)», «Перевал Барскаун через хребет Киргизский Ала-Тау в Тянь-Шане», «Укрепление Нарын в Тянь-Шане (Небесных горах) близ Кашгарской границы».
Далеко не полный перечень работ В.В. Верещагина показывает, что среднеазиатский Восток занимает в его творческом наследии особое и, пожалуй, столь значительное место, как ни у кого из других мастеров кисти второй половины XIX – начала ХХ вв.
Специалисты считают, что здесь же, в Средней Азии, определились и главные черты его дарования по преимуществу как мастера батальной живописи, здесь же в основном сложился он и как художник-живописец. Думается, что здесь с еще большей глубиной проявились его духовные дарования – дарования художника-гуманиста.
Большая часть бесценного наследия Верещагина-Туркестанского сохранилась благодаря П.М. Третьякову, который приобрел туркестанскую серию полотен художника, и стараниям некоторых собирателей и ценителей его таланта в нашем Отечестве.
Непревзойденный мастер батальных сцен, возвышал он свой голос против захватнических войн, их жестокости и бесчеловечности. По иронии судьбы он и погиб на войне.
Шестидесятидвухлетний художник-гражданин отправился на место военных действий русско-японской войны. В 1904 году флагманский корабль русского флота, на борту которого находились адмирал Макаров и В.В. Верещагин, внезапно подорвался на японской мине.
По своим творческим интересам В. Верещагин был не только художником, но и ученым-историком, этнографом, географом, писателем и журналистом, неутомимым путешественником. Любовь к Родине, уважение к простому человеку без различия цвета его кожи или языка определяли все его творческие деяния, обогатившие мир оригинальными художественными шедеврами.

Примечания

1. Массон М. Из воспоминаний среднеазиатского археолога. – Ташкент, 1976. – С. 11.
2. Верещагин В. От Оренбурга до Ташкента. – 1867–1868. Б.м.Б.г. – С. 18.
3. Плоских В.М., Галицкий В.Я. Тропою первопроходцев. – Фрунзе, 1973. – С. 44.

Воропаева В. А.


0 комментариев
Обсудим?
Смотрите также:
Продолжая просматривать сайт time.kg вы принимаете политику конфидициальности.
ОК